О первом генерал-прокуроре Российской империи Павле Ивановиче Ягужинском1 написаны десятки работ (увенчанные очерком А. Звягинцева и Ю. Орлова в 1996 г.). Однако в биографии Павла Ивановича и поныне сохранилось немало “белых пятен”. Выявленные в последние годы архивные документы позволили более подробно осветить жизненный путь Павла Ягужинского до назначения на должность генерал-прокурора Сената.
Будущий генерал-прокурор родился в 1683 г. в Польше в семье музыканта Иоганна Евгузинского (Johan Ewguzinsky).
В нашей стране Павел Иванович появился в 1687 г. вместе с отцом, прибывшим в Москву в качестве органиста лютеранской церкви. Поселившееся в Немецкой слободе семейство Евгузинских быстро освоилось на новом месте. Игру на органе Иоганн Евгузинский успешно совмещал с руководством детским хором и преподаванием в протестантской школе.
О раннем периоде жизни Павла Ягужинского известно немного. По молодости он вроде бы состоял пажом у главы Посольского приказа боярина Федора Головина, затем попал к Петру I. Не получив, судя по всему, никакого систематического образования, Павел Иванович впоследствии, по крайней мере, свободно изъяснялся на немецком и на редкость грамотно писал по-русски.
Первый документ, проливающий некоторый свет на обстоятельства начальной карьеры генерал-прокурора, относится к июню 1706 г., когда Пётр I пожаловал во владение “иноземцу Павлу Евгушинскому, которой живёт при дворе его, великого государя, за ево верную службу” остров на реке Яузе напротив Немецкой слободы2. Какие-либо подробности “верной службы” в документе, впрочем, не приводились.
Насколько можно понять, в первом десятилетии XVIII в. П. Ягужинский состоял при непрерывно перемещавшемся и непритязательном в быту Петре I в качестве полупридворного, полуслуги. Обладая живым умом и расторопностью, Ягужинский отличался притом компанейским нравом, коммуникабельностью и незаурядным обаянием. В силу своих качеств Павел Иванович оказался способен как повседневно обеспечивать царю эмоциональный комфорт, так и выполнять разнообразные высочайшие поручения бытового свойства.
С формальной стороны в положении П. Ягужинского до поры до времени имелась одна странность. Дело в том, что малолюдный, военно-походный по организации и личному составу двор царя 1700-х гг. составляли едва не поголовно гвардейцы. А вот Павел Иванович в гвардейских рядах долгое время не числился.
Эту ситуацию будущий император разрешил, в конце концов, радикальным образом: 26 ноября 1708 г. ни дня не служивший в армии П. Ягужинский был произведён сразу в капитаны Преображенского полка3. Таких чинопроизводственных щедрот не удостаивался, пожалуй, ни один “птенец гнезда Петрова”. Виднейший царский фаворит Александр Меншиков, и тот многие годы номинально провёл в “солдатстве”, прежде чем достиг в 1701 г. звания поручика гвардии.
Драматический Прутский поход доставил Павлу Ивановичу новое повышение. 3 августа 1711 г., вскоре после выхода русской армии из окружения, едва не сложивший голову на Пруте П. Ягужинский получил чин генерал-адъютанта.
С этого времени Павел Иванович начал всё чаще получать от царя задания государственного характера. Первое задание такого рода оказалось дипломатическим. В конце 1713 г. Ягужинский выехал со специальной миссией в Копенгаген. В его задачу входило (вместе с послом В. Долгоруковым) добиться заключения российско-датской военной конвенции о совместных действиях против Швеции. Проходившие весьма напряжённо переговоры завершились подписанием 6 марта 1714 г. долгожданной конвенции (не претворённой, правда, впоследствии в жизнь). В 1716–1717 гг. Павел Иванович сопровождал Петра I в длительной поездке по Западной Европе. Совместное путешествие с царём повлияло на служебный статус Павла Ягужинского самым благоприятным образом. В октябре 1717 г., сразу по возвращении в Россию, П. Ягужинский был произведён в генерал-майоры.
Далее последовало новое высочайшее поручение. 2 июня 1718 г. Пётр I возложил на Павла Ивановича контроль за созданием учреждений нового типа – коллегий, где Ягужинскому предстояло выступить отчасти в роли, как тогда говорили, “понудителя”, отчасти – уже тогда – “государева ока”. Согласно указу от 2 июня 1718 г. коллежские президенты ставились под надзор П. Ягужинского, перед которым они обязывались ежемесячно отчитываться о ходе формирования своих ведомств.
Учитывая дальнейшую карьеру Павла Ивановича, следует полагать, что поручение царя он исполнил успешно. Вслед за этим П. Ягужинского ожидало возвращение на дипломатическое поприще. В мае 1719 г. Петр I направил генерал-майора на Аландский конгресс.
На конгрессе на острове Аланд в Балтийском море в мае 1718 г. велись секретные российско-шведские мирные переговоры. Нашу страну представляли генерал Я. Брюс и кадровый дипломат
А. Остерман. Завязавшиеся вполне динамично аландские переговоры начали вскоре затягиваться шведской стороной. Поэтому для укрепления российской делегации царь назначил на конгресс Павла Ягужинского. Прибыв на Аланд только 7 июля 1719 г., Павел Иванович объективно не имел возможности что-либо переменить на безнадёжно затухавших переговорах.
15 сентября 1719 г. российские уполномоченные покинули остров. Вопросами российско-шведских отношений снова занялись военные, обрушившие на Швецию осенью 1719 – весной 1720 г. череду опустошительных десантов.
Однако в то время, когда русские отряды громили шведские местечки на побережье Ботнического залива, П. Ягужинский оказался далеко от театра военных действий, в мирной Вене. В столице Австрийской империи Павел Иванович появился в последних числах апреля 1720 г. в ранге чрезвычайного посланника. Продлившееся чуть менее года пребывание Ягужинского в Вене так и не привело к заметным сдвигам в натянутых российско-австрийских отношениях.
Между тем наряду с исполнением официальных, протокольных обязанностей Павлу Ягужинскому довелось руководить одной из крупнейших тайных операций России XVIII в., обстоятельства которой доныне не освещались. В преддверии назначения генерал-прокурором перед Павлом Ягужинским была поставлена задача доставить в Россию бывшего резидента в Австрии А. Веселовского.
Не вдаваясь на этих страницах в подробности неординарной биографии Авраама Веселовского, следует лишь отметить, что посольство в Вене он возглавил в мае 1715 г. В феврале 1719 г. в ответ на высылку из России австрийского резидента имперские власти обязали А. Веселовского в течение восьми суток выехать из Вены.
Оставшись без должности, Веселовский сначала получил назначение резидентом ко двору ландграфа гессен-кассельского. Но очень скоро в Санкт-Петербурге передумали. Рескриптом от 3 апреля 1719 г. Аврааму Павловичу приказали возвращаться в Россию. В дороге Веселовский бесследно скрылся.
В марте 1720 г. канцлер Г. Головкин уведомил всех российских послов о бегстве Авраама Веселовского, распорядившись при первой возможности арестовать его “яко изменника”. Послам также надлежало сменить употреблявшиеся в переписке с бывшим резидентом шифры. Между тем, резонно не полагаясь в таковом деле на дипломатов (равно как не рассчитывая добиться выдачи А. Веселовского официальным путём), Пётр I запланировал и другие меры.
Именно по инициативе и при решающем участии царя была разработана, выражаясь по-современному, специальная операция, имевшая целью принудительно доставить Авраама Веселовского в Россию. Проблема заключалась в том, что требовалось не только установить местонахождение Веселовского, но и негласно задержать его, а затем (также негласно) провезти через несколько государственных границ. Всё это грозило как столкновениями с местными правоохранительными и судебными органами, так и международными осложнениями.
Тем самым, операция нуждалась, с одной стороны, в надёжном дипломатическом прикрытии, с другой – в эффективном руководстве на месте. В итоге задача вернуть беглого резидента образовала секретную часть венской программы П. Ягужинского. Выработанный предположительно в марте 1720 г. сценарий тайной операции в дальнейшем не раз корректировался.
Так, 4 апреля 1720 г. Пётр I дополнительно предписал ещё не доехавшему до места назначения Павлу Ягужинскому попытаться блокировать счёт Веселовского в венском банке. В письме от 13 июня 1720 г. царь указал Ягужинскому обещать за содействие в поимке Авраама Павловича весьма значительную премию в двадцать тысяч золотых4. Для непосредственного же проведения розыскных и силовых мероприятий Пётр I командировал в распоряжение Павла Ивановича майора Ю. Гагарина (получившего на время операции псевдоним Вольский).
Служивший с 1715 г. добровольцем в прусской армии, а с 1717 г. состоявший в качестве военного наблюдателя – при австрийской, Юрий Гагарин вполне подходил для роли “очей”, “ушей” и “кулаков” будущего генерал-прокурора в деле поимки беглого резидента. Действовать Гагарину-Вольскому предстояло, впрочем, не в одиночку. Под началом майора была сформирована группа по меньшей мере из трёх человек.
Уже в конце июня 1720 г. П. Ягужинскому удалось получить сведения, что беглый резидент пребывает в окрестностях Франкфурта-на-Майне. Не теряя времени, Павел Иванович направил туда Ю. Гагарина с его группой. Вероятно, щедро оплаченная из секретных сумм российского посольства информация оказалась верной.
В середине июля 1720 г. в указанном районе один из сотрудников группы полковник Энслин (псевдоним Бердышевский) вышел на след Авраама Веселовского. В окончательной идентификации укрывшегося под вымышленным именем беглеца Энслину помог встреченный им на постоялом дворе некий майор Шенк, служивший когда-то в российской армии. В шифрованном донесении Павлу Ягужинскому от 28 июля 1720 г. полковник сообщил, что в проезжем “кавалере Фрелихе” Шенк уверенно опознал Веселовского, который “в его время был секретарём у князя Меншикова”5.
Энслин установил маршрут “кавалера Фрелиха” до местечка Бирген. Оттуда Авраам Павлович переместился в Гессен-Кассель. Кольцо вокруг Веселовского сжималось. В августе 1720 г. царские агенты вели за ним уже постоянное наблюдение. Со дня на день капкан должен был захлопнуться. П. Ягужинский успел даже санкционировать раздачу участникам захвата бывшего резидента части имевшихся при нём денег.
И всё-таки Авраам Веселовский выпутался. Предупреждённый кем-то в последний момент о западне, он спешно выехал в Гамбург, где сумел скрыться от преследователей. Тайная операция провалилась.
Сложившаяся неудачно не только в секретной, но и в официальной своей части венская миссия оказалась последним дипломатическим опытом Павла Ягужинского допрокурорского периода. Вернувшись в Россию в апреле 1721 г., Павел Иванович не получил никакого назначения. Так продолжалось до 18 января 1722 г., когда Пётр I собственноручно и по обыкновению торопливо начертал: “В генералы-прокуроры Павла Ягузинского…”6.
Д. СЕРОВ,
заведующий кафедрой теории
и истории государства и права
Новосибирского государственного
университета экономики и управления, доктор исторических наук.
1 В первой трети XVIII в. фамилия П. Ягужинского писалась вариативно. В документах 1700-х – 1710-х гг. он фигурировал как “Егузинской”, как “Ягузинской”, как “Ягушинской” или реже как “Евгушинской”. В известных автору по архивным делам автографах Павла Ивановича он подписывался неизменно “Ягушинской”. Идентично “Ягушинским” Павел Иванович поименован и в указе от 18 января 1722 г. о назначении его генерал-прокурором. Отчего впоследствии в литературе написание фамилии первого российского генерал-прокурора закрепилось как “Ягужинский”, неясно.
2 Российский государственный архив древних актов (далее РГАДА), ф. 154, оп. 2, № 38, л. 2, об. 3.
3 Российский государственный военно-исторический архив, ф. 2583, оп. 1, № 47, л. 6, 8 об.
4 РГАДА, ф. 9, отд. 1, кн. 59, л. 8, 26.
5 РГАДА, ф. 9, отд. 1, кн. 59, л. 64–65 об.
6 Законодательные акты Петра I / сост. Н. А. Воскресенский. М.; Л., 1945, т. 1, с. 248.